Незаметное “гражданское мужество” Ивана Наркевича

Весной сорок второго на улицах Ленинграда появилась невероятная компания — высокий, красивый и бледно-прозрачный мужчина, в сопровождении двух тощих и веселых… собачек. Пережить “голодную, лютую, темную зиму” уже было чудом: для людей страшнее и мучительнее бомбежек оказался “наш хлебный суточный паек”.

“Мама выпаривала клей из стульев, варила кожаные ремни, мы все сосали опилки. Вспомнить страшно и забыть нельзя”, — говорила наша тетя Валя.

Иван Иванович Наркевич, потомственный цирковой артист, по инвалидности невостребованный в солдатский строй, сам себе определил место на войне — помогать детям жить. И, наверное, поэтому следующим чудом, ниспосланным свыше, было то, что уцелели его четвероногие помощники и друзья.

Как удалось сохранить животных, какие бабки ворожили Ивану Ивановичу и какие ангелы молились — одному Богу известно. Правда лишь одна — блокадная пайка Наркевича делилась между всеми поровну.

Как ожидали его маленькие ленинградцы! Как расцветали бледные личики при виде настоящих собачек! В эти часы дети забывали о хлебе, о бабушке, которую “увезли на саночках”, а “когда бомбежка — страшно”, — они беззаботно играли.

— Я хочу ее погладить, можно? — тянется худенькая ручка к собаке.
— Ой, какая умница, на задних лапках стоит…
— А вы к нам, дядя Ваня, еще придете?

Но проклятая война напоминала о себе недетскими вопросами.

— А кушать собачки часто просят? Наша Муся все время есть хочет. Кричит и кричит, глупая, — жаловался на сестренку восьмилетний Витя.

— Слушайте, слушайте! Они рычат, они лают! — Девочка Валя, забыла, когда живую зверушку видела.

Обход всех известных ему и уцелевших очагов, детских садов и школ Иван Иванович начал с апреля 42-го. За 800 дней ни разу не обманул, не задержался к обещанному часу. Счастье под обстрелами и бомбежками призрачно, а радость мимолетна, и поэтому полуживой от голода Наркевич поднимался, тормошил свой зверинец и шел к детям, ведомый заповедью: “Благослови детей и зверей”…

Когда закончилась война… да нет, пожалуй, раньше, — после прорыва блокады, о Наркевиче говорили и писали много. Ленинградские газеты обозначили его подвиг как “незаметное гражданское мужество”. Потом вспоминали о нем все реже и реже, а к восьмидесятым и вовсе забыли.

Англия и Америка, Франция объявили бы такого человека национальным достоянием, у нас же заслуги Наркевича в перед Отечеством оцениваются государством в 26 рублей — такова была пенсия Ивана Ивановича в восемьдесят девятом, накануне 45-летия Победы. Из оной суммы ухитрялся Наркевич уплатить ежегодный налог на собак в сумме 65 рублей.

Жизни без собак Иван Иванович не представлял себе вовсе. И потому от дома призрения отказался, хотя и шел ему девятый десяток.

Мир не без добрых людей: достойно и с любовью ухаживали за Наркевичем в последние годы студентки ленинградского педагогического училища № 5.

***

Несколько лет назад в городе на Неве торжественно открылся памятник птичке Чижику-пыжику, что “на Фонтанке водку пил”.

Что ж… Будь я скульптором, то подарила бы городу иной памятник — Ивану Наркевичу с четвероногими артистами и ленинградским детям — детям, многие из которых не дожили до января сорок четвертого.

Светлана Гладыш КРЕЩЁНЫЕ БЛОКАДОЙ,  Московский литератор, Номер 03, февраль, 2007 г.

Ваш комментарий будет первым

    Добавить комментарий

    Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *